Хромая сильнее обычного, он прошел к телевизору, включил его и уселся в кресло. Следовало исходить из того, что в доме у него кто-то успел побывать. Причем сделал это таким образом, чтобы он не заметил. Если это кто-то из компаньонов или заказчиков, то он не стал бы скрывать своего появления, а, наоборот, постарался бы подчеркнуть свой приход. Если к нему послали киллеров, то они ждали бы его внутри дома и не разрешили так спокойно сидеть у телевизора. Следовательно... следовательно, оставалось предположить самое худшее, что могло быть, а это было очень неприятно. И очень опасно. Телевизор продолжал работать, и он сидел неподвижно в кресле. Когда он поехал на дачу, за ним уже следили. Они, вероятно, ждали его там, но он обманул их, уйдя с другой стороны. А сейчас наверняка за ним наблюдают. Может, даже установили внутри дома свои приборы, чтобы слышать и видеть каждое его движение, каждое его слово. Он тяжело поднялся, прошел на кухню, выпил стакан воды и вернулся в кресло. Если они начали ставить "красные флажки", то не успокоятся, пока не загонят его под пули, это он твердо знал. И видимо, это не милиция. Это гораздо хуже, если он не сумел заметить наблюдения. Значит, ребята из другой конторы. Как раз той, которая и занимается киллерами. Тогда ему будет очень сложно уходить. Очень сложно. Теперь следовало продумать всю ситуацию до конца. Ошибиться тут нельзя. Если он не сумеет правильно все просчитать, то это будет его последняя ночь, проведенная на воле. За его "подвиги" ему пять раз дадут пожизненное заключение и еще столько же раз смертную казнь. Надеяться на их неведение глупо. Раз они сумели его найти, раз сумели его вычислить, значит, уже знали о нем нечто такое, что привело их к его дому. И они не уйдут, пока их предположения не перерастут в уверенность. Ждать, когда за ним придут, ему не хотелось. Он потушил свет во всех комнатах, проверил ставни и двери и отправился спать, словно больше его ничего не интересовало. Лежа в постели, он чутко прислушивался к звукам, доносившимся с улицы. В эту ночь он почти не спал. У него имелось несколько вариантов отхода, и он выбирал самый надежный, самый верный из них, чтобы наверняка оторваться от тех, кто сейчас наблюдал за его домом. Утром, поднявшись, как всегда, очень рано, он с привычной аккуратностью убрал постель. Холостяцкая жизнь имела свои преимущества и свои недостатки. Он никогда и никого не пускал в свой дом. Даже уборку он производил собственноручно, хотя делал ее не всегда тщательно и хорошо. Поэтому в доме в самых разных местах годами накапливалась пыль, которая затем попадала в его легкие. Именно поэтому он всегда был немного раздражителен и чуть-чуть подкашливал, словно заразился туберкулезом во время своих "командировок" в северные лагеря. В шестидесятые годы одним из самых изощренных издевательств и пыток со стороны лагерного начальства было следующее. Здорового парня сажали в одну камеру с двумя-тремя другими заключенными, у которых была открытая стадия туберкулеза. Они постоянно харкали, в камере стоял невыносимый смрад, и здоровый человек в течение недели, от силы двух, сам заболевал туберкулезом. Внешне все было чисто, никого не били, не применяли пыток. Но на самом деле это была самая страшная пытка, так как заболевший становился "хроником" и его участь отныне была решена раз и навсегда. В лучшем случае он оставался тяжело больным инвалидом. В худшем его отправляли на самые тяжелые работы, и он погибал там, надорвавшись от собственной болезни, уже начинавшей грызть его изнутри, и непосильного труда, который был ему противопоказан. Полухин дважды чудом избежал заражения. Впрочем, случайности тут никакой не было. Он пообещал своим сокамерникам, что если он заразится, то порешит обоих, и оба несчастных туберкулезника харкали и кашляли только в свои подушки, опасаясь поворачиваться в его сторону. Он ходил по дому, все еще прикидывая, как ему поступить. Было уже достаточно светло, солнце поднялось над горизонтом, а он все еще бесцельно ходил по дому. У него была только одна попытка, и он это отчетливо понимал. Сделать вторую ему уже не дадут. Значит, у него должно было все получиться с первого раза. Москва. 15 августа Дачу Хорькова оцепили со всех сторон. Оперативники помнили о вчерашней неудаче, когда Полухину удалось непонятным образом уйти от наблюдения. Второй раз такого не должно было случиться. Около тридцати человек рассредоточились вокруг дачи. По данным наблюдавших за дачей сотрудников ФСБ, кроме самого хозяина и его спутницы, на даче находилось не менее пяти-шести охранников. И это не считая еще нескольких человек обслуживающего персонала - повара, домработницы, сторожа, садовника. Машков подъехал к даче вместе с Дронго. Они терпеливо ждали условленного сигнала. Сотрудники исходили из того, что боевики Хорькова могут оказать вооруженное сопротивление. Машков ждал, когда все займут свои места. Кроме того, было известно, что по утрам двое боевиков ездят за газетами, которые приходили на ближайшую почту в дачном поселке. Дронго сидел молча. Он смотрел в окно. Несмотря на летний месяц, было прохладно, сказывалась близость реки и леса. Он, как и Машков, понимал, почему именно Машкову было поручено руководство этой операцией. На задержание хромого Полухина, который жил один в своем доме, был послан подполковник Левитин с пятью сотрудниками. Земсков отправил своего любимчика для оформления формальностей и ареста одного человека, тогда как Машкову досталось настоящее гнездо бандитов, где половина из них могла оказать не просто вооруженное сопротивление, но и дать самый настоящий бой сотрудникам ФСБ. В любом случае все шишки должны были достаться Машкову, руководившему этой операцией. Злопамятный Земсков не простил полковнику его демонстративной поддержки Дронго в Чогунаше. Кроме того, он разрешил самому Дронго присутствовать во время ареста Хорькова, чтобы в случае необходимости подставить не только Машкова, но и эксперта. Конечно, Земсков испытывал чувство благодарности к непонятному человеку, сумевшему неизвестным для него образом раскрыть преступление в Чогунаше. Но он считал, что его благодарность имеет свои пределы и эксперт уже получил свою долю. - Они начнут отстреливаться, - задумчиво сказал Дронго, обращаясь к Машкову, - при этом может погибнуть много людей. - А что нам делать? Мы оцепили дачу со всех сторон. Даже если считать всех, кто находится на даче, их там не больше десяти-двенадцати человек. Нас тридцать. Со мной группа захвата. В любом случае мы обязаны арестовать Хорькова и его спутницу. Я же не могу предлагать им сдаться и вообще посылать к ним парламентеров. - Конечно, нет. Ваше руководство не одобряет таких действий. - А если пойду я? - вдруг предложил Дронго. - Вы? - изумился Машков. - Нет, так нельзя. - Почему? Никто же не говорил, что вы обязательно должны рисковать головами своих парней. Это неразумно, полковник. Мне кажется, что я смогу убедить Хорькова и его спутницу не оказывать нам ненужного сопротивления. - Вы слишком серьезно к ним относитесь, - сказал Машков. - По-вашему, мы должны всерьез считать их своими противниками? - По-моему, да. Не забывайте о том, что они придумали в Чогунаше. Это хитрые и опасные люди. - Мы их возьмем, - сжал губы Машков. Дронго не стал спорить. Полковник был умным человеком, но и его подводило чисто служебное отношение в этому аресту. Как и другие офицеры ФСБ, Машков считал уголовников шпаной, которую нельзя рассматривать в качестве равного противника. Если в милиции к уголовникам относились как к равным врагам, то в ФСБ на эту публику смотрели с некоторым пренебрежением. Два телохранителя Хорькова выехали в автомобиле, и после этого был подан условный сигнал. Машине дали возможность проехать около пятисот метров и только тогда остановили. Без лишнего шума и без всякого промедления обоих бандитов вытащили из автомобиля и обезоружили. Операция была проведена молниеносно. Машкову доложили об этом через минуту. - Хорошо, - сказал полковник и повернулся к Дронго, - двоих уже взяли. И как видите, без особого шума. - Дай Бог, - Дронго грузно повернулся к полковнику, - они ведь ездили за газетами. Боюсь, что для этого посылают не самых лучших телохранителей. - Вам не кажется, что вы относитесь к ним слишком серьезно? - спросил Машков. - Наоборот. Мне кажется, что это вы их недооцениваете. В автомобиль сели двое бойцов группы захвата. Трое спрятались на заднем сиденье. Еще двое укрылись в багажнике. Нужно было подождать минут десять, после чего вернуться обратно на дачу. У задней калитки уже стояли другие сотрудники ФСБ, ожидая сигнала. У Хорькова в этот день было особенно хорошее настроение. Он плотно позавтракал, позвонил в Санкт-Петербург Законнику, сообщив, что попытается уладить дела с итальянскими компаньонами. Правда, он объяснил своему собеседнику, что тому придется заплатить пятьсот тысяч долларов неустойки, и Законник, понимавший, что он виноват, согласился на все. Следовательно, за вычетом ста тысяч долларов, которые Хорьков заплатит Полухину и его киллерам, у него оставалось еще четыреста; он считал их гонораром за полученное беспокойство. Он сидел в кабинете у телевизора, когда к нему вошла Маша. По утрам она обычно надевала халаты из белого шелка. Вообще она любила шелк и, кроме халатов из этого материала, так красиво облегавших ее плотную фигуру, требовала стелить ей постельное белье только из этого материала. Хорьков иногда посмеивался над этой странностью молодой женщины, даже дразнил ее, уточняя, где именно в Чогунаше она приучилась к шелковым простыням, но охотно поощрял подобные прихоти. На этот раз она вышла к нему с веселой улыбкой, хотя обычно по утрам у нее бывало не очень хорошее настроение. - Давай поедем в Италию, - предложила она. - Мне так хочется посмотреть на твою виллу. - Сейчас нельзя, - рассудительно возразил Хорьков, - там могут появиться люди Ревелли. Когда мы разрешим эту проблему, тогда и полетим. - Как все глупо получилось со вторым ящиком, - вздохнула она. - Да. - Воспоминание о втором ящике было неприятным, и он нахмурился. - Но мы решим и эту проблему. Сейчас главное - разобраться с Ревелли. А про второй ящик ты забудь, его не было. - Я думала позвонить в Чогунаш, узнать, как там Волнов. - Зачем тебе этот вояка? Мавр сделал свое дело... - Он привлек ее к себе. Шелковое белье приятно возбуждало. Он раскрыл халат и провел ладонью по ее бедру. - Все равно нужно узнать, как там дела. - Она вырвалась из его рук. - Я ведь не дура, не собираюсь звонить ему на квартиру. Если что-то произошло, меня могут и засечь. Поэтому я позвоню кому-нибудь из своих бывших соседок. - А предлог? Тебе нужен предлог. - Справлюсь, как там могилка моего мужа, - цинично усмехнулась она, поднимая трубку. - Ну и стерва, - пробормотал Хорьков, видя, как она набирает номер. К этому времени карантин с поселка был уже снят, и городские телефоны работали. Но ни Сергей Хорьков, ни его спутница даже не подозревали, что их собственные телефоны прослушиваются. Маша набрала номер и подождала, пока ее соединят. Она звонила к соседке, которая жила в их барачном домике на третьем этаже в квартире с постоянно протекавшей крышей. При воспоминании об этом Маша непроизвольно сжала трубку. - Алло, слушаем вас, - послышался голос соседки. - Зина, здравствуй, - быстро сказала она. - Как у вас дела? - Ой, Машенька у нас тут такое происходит! Нашли убийцу твоего мужа. И убили водителя. Ты его помнишь, наверно? Прапорщик Мукашевич. И вообще, тут такое творилось! Комиссии наехали, все проверяли, все телефоны отключили. Говорят, даже хищение было в Центре, но этого по телефону нельзя говорить. Она растерянно взглянула на смотревшего телевизор Хорького. Тот не обращал на нее никакого внимания. - А кто убийца? - растерянно спросила она. - Все говорят, что ваш знакомый Волнов. Ты представляешь, говорят, что он... Она быстро отключила телефон. Потом снова посмотрела на Хорькова. - Сережа, - тихо позвала она, - Хорьков. Тот обернулся к ней. Увидел ее лицо. И сразу понял, что произошло нечто ужасное. - Что случилось? - В Чогунаше арестован Волнов, - растерянно сказала она. - Я только что узнала. - Я тебе говорил, что нужно вызвать его в Москву и убрать, - зло выкрикнул он, моментально оценив опасность. - Вот теперь твой Волнов нас заложит. - Нет, - нерешительно сказала она, - он этого не сделает. - Не сделает, не сделает, - передразнил он ее, вставая с кресла. - Он уже наверняка нас заложил. Может, сейчас у наших дверей уже стоят сотрудники милиции, приехавшие нас арестовать. - Нужно уезжать, - произнесла она, глядя перед собой в одну точку, - нужно быстро уезжать. - Иди к черту, - огрызнулся Хорьков. - Куда уезжать? К Ревелли в Европу? Я к нему убийц послал. Ты посмотри, как ты меня в угол загнала. - При чем тут я?! - закричала она. - Ты сам себя загнал! Не нужно было заранее брать деньги. - Замолчи, дура. - Он бросился к сейфу. В этот момент в кабинет вошел один из его телохранителей. На даче было установлено скрытое наблюдение за дорогами, но сотрудники ФСБ этого не знали. Впрочем, этого не знал почти никто. Наблюдение велось с помощью камер, спрятанных в стенах и в кронах деревьев. - У задней калитки стоят несколько вооруженных людей, - доложил телохранитель, - кажется, из спецназа. - Доигралась, сучка, - заорал Хорьков, и в этот момент на территорию дачи въехала машина, ездившая за газетами. К ней подошел охранник. В этот момент один из сидевших внутри спецназовцев резко открыл дверцу и ее ударом отбросил подошедшего. Тот упал, а когда попытался подняться, на него уже наставили дуло автомата. Из автомобиля выскочили спецназовцы и рассредоточились по всей даче. И в этот момент сверху прозвучала автоматная очередь. Это стрелял тот самый охранник, который находился в кабинете вместе с Хорьковым и Суровцевой. Он стрелял прицельно и попал в одного из нападавших. Тот, раненный, упал на землю. В ответ его товарищи открыли беспорядочный огонь по окнам дачи. - Черт возьми, - разочарованно сказал Машков, - что там происходит? Почему они стреляют? Дронго молчал. Он не хотел напоминать, что заранее предупреждал о таком исходе, так как видел смятение полковника и не хотел раздражать его еще больше. Они вышли из автомобиля и, осторожно пригибаясь, прошли к даче. Туда уже подтягивались остальные сотрудники. В самом доме засело трое телохранителей, которые бешено отстреливались, понимая, что пощады им не будет. Из кабинета, упав на ковер, ползком выбирался Хорьков, продолжавший проклинать женщину. - Дура, сука, - бормотал он, вздрагивая от треска автоматных очередей и осколков стекол. Он вытащил из сейфа свой "дипломат" и теперь волочил за собой тяжелый чемоданчик, набитый деньгами. Здесь был его неприкосновенный запас, миллион долларов наличными, которые он всегда держал в сейфе. Трое его телохранителей продолжали держать оборону, отстреливаясь от нападавших, коща Хорьков наконец дополз до дверей, выскользнул в коридор и распластался на ковре, тяжело дыша. В этот момент кто-то наступил ему на руку. Он чуть не вскрикнул от боли и поднял голову. Это была Маша. - Сучка, - закричал он, но тут же осекся. Она держала в руках его пистолет, который обычно хранился в спальне, в тумбочке рядом с кроватью. - Лежи спокойно. Хорьков, - посоветовала она, продолжая давить ему на правую руку. Он застонал, выпуская из рук едипломат". Она наклонилась, подняла его. - Сволочь, - убежденно сказал он. - Дурак, - сморщилась Маша, - а то ты мне очень был нужен. Со своей вечной жадностью и вонючим ртом. Тебе нужно лечить зубы. Хорек, не забудь об этом. - Она убрала ногу с его руки и прошла дальше. - Стой, - рванулся он вслед за ней. - Без глупостей, - обернулась она к нему, - иначе я буду стрелять. - Ты не уйдешь с дачи, - прохрипел он, бледный от бешенства. Особенно неприятно для него был даже не украденный миллион, а ее упоминание о запахе изо рта. - Сейчас тебя подстрелят. Хорьков. Они пришли за тобой, - презрительно сказала Маша, направляясь в другую комнату. Ее даже не пугали автоматные очереди. - Ведьма, - прошептал Хорьков, - будь ты проклята. - Прекратить стрельбу, - услышал он чей-то громкий голос и обернулся к дверям. Вероятно, со стороны нападавших должны были последовать какие-то предложения. - Прекратить стрельбу, - повторил тот же голос. Когда Хорьков вновь повернулся к Маше, ее уже не было в коридоре. В этот момент прекратили стрельбу. Он открыл дверь в кабинет. Снизу, с первого этажа, раздался крик одного из его телохранителей: - Они хотят, чтобы мы сдались. - Нет, - крикнул Хорьков, - нет. Подождите пока, пусть они дадут нам время подумать. У вас есть лишнее оружие? - Есть. - Принесите мне пистолет. И скажите, чтобы они дали нам десять минут на размышление. Телохранитель пошел к дверям и прокричал указания хозяина, а другой начал подниматься с пистолетом на второй этаж. Хорьков выхватил оружие из его рук и бросился в спальню, где скрылась Маша. Он вошел, когда она одевалась. Пистолет лежал на кровати. Хорьков усмехнулся и, направив на нее оружие, сказал: - Как ты была с куриными мозгами, так с ними и осталась. Женщина вздрогнула и обернулась к нему. Потом увидела оружие в его руках, бросила взгляд на свой пистолет, лежащий далеко на кровати, и продолжала спокойно одеваться, словно ничего не произошло. - Где деньги, сука? - спросил он, сжимая в руках оружие. - Не будь дураком. Хорьков, - презрительно сказала она, - не вздумай стрелять. Дом все равно окружен, и у тебя нет шансов выбраться отсюда. А тебе еще впаяют за убийство. И тогда тебе точно светит "вышка". - Я тебя убью, - решительно сказал он. - Ага. Попадешь в тюрьму, потеряешь деньги и вдобавок пойдешь под расстрел. Ты этого хочешь? - Где мои деньги? - закричал изо всех сил Хорьков. Один из его телохранителей стоял на втором этаже, двое, что успели забежать в дом, были на первом, но все трое слышали его истерический крик. Стоявший на втором этаже даже поморщился. "Нашли время базарить, - раздраженно подумал он. - Я тут стою, жизнью рискую, их защищая, а они там ругаются". Хорьков, поняв, что она не боится, и не решаясь стрелять, рванулся к Маше. Он схватил ее за волосы и несколько раз сильно ударил по лицу рукояткой пистолета. Она вскрикнула. Из разбитой губы потекла кровь. - Предлагаем вам сдаться, - крикнул Машков, стоявший у автомобиля. - У вас нет никаких шансов. Не нужно усугублять свою вину. Женщина, осев на пол, тихо стонала. Хорьков поднял ее за волосы, рванул к себе. - Куда дела деньги? - опять закричал он, но она только покачала головой. Он толкнул ее на пол и бросился к шкафу, переворачивая все вверх дном. Но в шкафу "дипломата" не было. Он начал смотреть в тумбочках, перевернул матрас, надеясь найти там похищенные деньги. - Куда спрятала деньги? - непрерывно орал он. - У вас осталась одна минута, - раздалось снизу. Он вдруг успокоился, сел на пол рядом с ней, повернул ее голову к себе. - Слушай, - примирительно сказал он, - ты правильно сделала, что спрятала деньги. Скажи, куда ты их положила? Она приподняла голову и чуть улыбнулась, вытирая кровь. - Пойми, - говорил он, тяжело дыша, - нас отсюда сейчас заберут. Надолго заберут. А деньги пропадут. Скажи, куда ты их положила? Я их не трону, честное слово. Только скажи, где они. Она по-прежнему молчала. - Скажи, - зверея, сказал он и снова сильно ударил ее по лицу. Она застонала, но по-прежнему молчала. - Пропадут ведь деньги, - почти простонал он. - Неужели не понимаешь, что пропадут? Они ведь здесь такой обыск устроят и все найдут. - Ваше время истекло, - раздался голос Машкова. - Сдавайтесь. - Сдаемся, - крикнул стоявший на втором этаже телохранитель. Он по-прежнему слышал крики хозяина, и это его окончательно взбесило. - Мы сдаемся, - решительно заявил он. - Сдаемся, - закричали и другие телохранители, укрывшиеся на первом этаже. Оба понимали, что глупо сопротивляться дальше. Иначе их просто расстреляют. Сотрудников ФСБ было слишком много, и все трое оборонявшихся видели, что у них нет никаких шансов. Они начали выходить из здания, бросая оружие. Хорьков понял, что это конец. Он снова подскочил к женщине. Ткнул пистолет ей в грудь. - Мне терять нечего, - быстро сказал он, - все равно деньги пропадут. Только и ты ими не воспользуешься. Я тебя, стерву, все равно убью. - Тогда вообще ничего тебе не останется, - прохрипела она. - Дурак, я беременная. От тебя беременная, меня в тюрьму нельзя сажать. Сразу выпустят или маленький срок дадут. А я твои деньги сберегу. - Врешь, - прохрипел он, - ты же мне в Хельсинки неделю назад говорила, что у тебя месячные и ты со мной не можешь. Она усмехнулась разбитыми губами. - Просто хотела, чтобы ты от меня отвязался. Я уже три месяца, как беременная. Он отпустил пистолет, посмотрел на ее разбитое лицо. Недоверчиво покачал головой. Потом поднялся. - Ну, если ты опять мне врешь... - уже менее решительно сказал он. - Хорьков, - услышал он крик полковника Машкова, - спускайтесь вниз и сдавайтесь. Он постоял над женщиной, глядя на ее изувеченное лицо, потом отбросил в сторону пистолет и направился к дверям. Вышел из спальни, спустился вниз по лестнице, прошел по гостиной, хрустя осколками стекол, и вышел из здания. К нему подскочили сотрудники ФСБ, заломили руки, надели наручники. Он даже не подозревал, что, когда вышел из спальни, она, сразу забыв про разбитое лицо, вскочила, достала стоявший за занавеской "дипломат" и побежала в бильярдный зал на третьем этаже. Вбежав туда, она бросилась к большому бильярдному столу, наклонилась над ним и нажала на две потайные кнопки. Зеленое полотно чуть сдвинулось в сторону. Она быстро открыла чемодан и стала вытряхивать деньги в образовавшееся отверстие. Все деньги туда не вошли, около двадцати пачек осталось. Она захлопнула "дипломат" и поспешила прочь. Хорькова уж вели к автомобилю, когда она ворвалась в кабинет и бросила "дипломат" ему на стол. Потом упала на диван, ожидая, когда сюда поднимутся люди. Через несколько минут в комнату вошли сотрудники ФСБ. Они увидели лежавшую на диване, стонавшую женщину. Затем на второй этаж поднялись Машков и Дронго. Полковник подошел к женщине, над которой уже стоял врач, пытавшийся ее осмотреть. Она что-то кричала, вырывалась из его рук. Дронго прошелся по кабинету, глядя на Машу и стоявших вокруг людей. Он был в плохом настроении, словно ему было грустно и противно. - Вы с ним подрались? - подошел он к женщине. - Да. - Она открыла глаза и взглянула на него, оценив и крупную фигуру, и широкие плечи. - Да, - повторила она жалобным голосом, - я предлагала ему сдаться, а он не хотел, ругался, обзывал меня, бил. Все это слышали. - Понятно. - Дронго подошел к столу, наклонился, поднял валявшуюся на ковре ручку, положил на стол. - Вы Мария Суровцева? - спросил в это время полковник Машков. - Да, - прошептала молодая женщина. - Вы арестованы, - сухо объявил он. - Вам сказать, за что, или вы знаете? - Мне плохо, - закрыла глаза женщина. - У нее могут быть внутренние переломы, - встревоженно сказал врач, - ее нужно срочно доставить в больницу. - Хорошо, - согласился Машков. Дронго молча стоял рядом. Москва. 15 августа - Как это могло случиться? - бушевал Земсков, глядя на застывшего перед ним Левитина. - У вас было пять сотрудников. Пять человек. А вы не сумели арестовать Полухина. Куда вы смотрели? Как он мог уйти из закрытого дома? Вы ведь наблюдали со всех сторон. Подполковник молчал. Его вина была настолько очевидна, что он не решался ничего говорить. - Может, у него в доме есть второй выход? спросил генерал. - Нет, - виновато ответил подполковник, - там нет второго выхода. - И тем не менее он ушел, - махнул рукой генерал. - Как вы могли его прошляпить? - Мы пытались понять, но это было невозможно. Он сумел уйти через окно. У него прямо под окном растут кусты. Он, видимо, перелез через подоконник и ушел. - Сядьте, - раздраженно приказал генерал, - отличились, - хмуро подвел он итог. - И вы, Машков, тоже хороши. Устроили показную стрельбу на даче. Что это за мальчишество? Нужно было более четко планировать всю операцию. Неужели вы не понимали, что они будут стрелять? - У нас только один раненый, - сообщил полковник, - и двое убитых у них. Мы старались провести операцию с наименьшими потерями, но перед самым началом операции Суровцева позвонила к себе в поселок, к соседке. Там уже были разблокированы телефоны. В общем, они все поняли. - Нужно было отключить телефоны на даче. - Они бы догадались об опасности еще быстрее. - В результате мы имеем ушедшего от нас Полухина, - подвел итог генерал. - С этой эксцентричной дамочкой разобрались? - Она в больнице, - пояснил Машков. - Я отправил ее туда с двумя нашими сотрудниками. Перед самым арестом между Хорьковым и Суровцевой, видимо, произошла размолвка. Он довольно сильно ее избил. Врач настаивал, чтобы мы отправили ее в больницу. - Этот эксперт был с вами? - пренебрежительно спросил Земсков. - Да, он предлагал свои услуги, но мы отказались. - И правильно сделали. Не хватало нам еще его помощи во время ареста. Вполне достаточно и того, что мы ему так доверяем. Где Хорьков? - Пока привезли сюда. Мы обнаружили у него в кабинете двести тысяч долларов. Они лежали в "дипломате". - Позовите его, - решил генерал, - мы сами проведем первый допрос. Машков поднял трубку и вызвал на допрос арестованного. Через пятнадцать минут привели Хорькова. Тот был по-прежнему в дорогом костюме, только без галстука. Он вошел в кабинет, криво усмехаясь, и прошел к столу. Генерал отпустил конвоиров и разрешил арестованному сесть. - Вы, Сергей Хорьков, - сказал генерал, - обвиняетесь в организации хищения в Научном центре. В организации убийства двух сотрудников Центра, в организации убийства семьи Сиротина. По-моему, вполне достаточно, как вы считаете? - У вас хорошие следователи, генерал, - усмехнулся Хорьков. - Меня не волнуют все эти подробности, - решительно заявил Земсков. - Мне нужно знать только одно. Где второй заряд? Хорьков отвернулся. Он явно не хотел отвечать на этот вопрос. Генерал нахмурился. - Я повторяю свой вопрос. Хорьков: где находится второй заряд? - Послушайте, генерал, - ответил наконец арестованный, - зачем мне говорить? Мне все равно будет "вышка". Зачем же мне вам отвечать? Или вы думаете, что меня можно пожалеть? - Я не хочу обсуждать с вами эту тему, - разозлился генерал. - Где второй заряд? Пока не произошло самого страшного, вы должны мне сказать, где находится второй заряд? - Ничего я не должен, - ответил Хорьков, - можете спать спокойно. В нашей стране он не грохнет. Его уже здесь нет. - Я все знаю, - кивнул Земсков. - Вы вывезли в Финляндию одновременно два заряда. Один мы там нашли. Причем распаковавший его человек снял защиту и в результате получил сильное облучение. Ваши боевики были арестованы в Финляндии. Меня даже не волнует, кто такой Законник и где сейчас может прятаться Полухин, с которым вы явно имели какие-то дополнительные грязные дела. Мне нужно знать, где находится второй заряд. Где он находится? - Я же вам сказал, что его здесь нет. Какая вам разница, где он грохнет? - Вы ненормальный, патологически аморальный тип, - с отвращением произнес генерал. - Неужели вы не понимаете, как все это опасно? Вы подставляете столько людей. - Какая разница, что там случится? - цинично усмехнулся Хорьков. - Если где-нибудь подохнут негры или арабы, малайцы или туземцы. Они и так вымирают тысячами. Ну, подохнет еще несколько тысяч. И черт с ними. Никто ничего даже не поймет. - Где заряд? - закричал генерал. - Мои гарантии, сначала обговорим мои гарантии. Если мне пообещают минимальный срок и свободу в будущем, я скажу, куда увезли второй ящик из Финляндии. - Я не могу давать таких гарантий. - Земсков понимал, что он не сможет пообещать виновному в таких тяжких преступлениях Хорькову смягчения его приговора. И тем более, что сам арестованный понимал всю невозможость этого. - Тогда и я не буду говорить, - заявил Хорьков. - Мы все равно найдем всех ваших людей. Всех по одному арестуем и допросим. Нам еще расскажет обо всем ваша сожительница Суровцева. При упоминании ее имени Хорьков вздрогнул. Он вспомнил про Машу и про спрятанные ею деньги. "Надеюсь, она спрятала их хорошо", - злобно подумал он. - Вот пусть она вам все и рассказывает, - отмахнулся Хорьков. - Я устал и ничего больше вам не скажу. - Хорошо, - неожиданно согласился генерал, - я поговорю с руководством страны. Вам дадут пожизненное заключение. Расстрела не будет, только расскажите, где находится второй похищенный заряд. - Нет. Какая мне разница - сдохнуть от пули или в тюремной камере после многолетних мучений. Первое, по-моему, гуманней. Полная амнистия, - вдруг нагло заявил Хорьков. - Вы же прощаете, когда нужно, воевавших против вас людей. И в Таджикистане, и в Чечне. Полная амнистия - и я помогаю вам найти второй заряд. - Вы убийца, - разозлился генерал. - Тогда ищите его сами. И учтите: у вас очень мало времени. А кроме меня, никто не знает подробностей, - нахально ответил Хорьков. - Вон отсюда, - стукнул кулаком по столу Земсков. Когда арестованного увели, в кабинете наступила тишина, после чего Машков тихо сказал: - Может, действительно договориться?.. Какая польза от его расстрела? А так мы будем все знать точно. - Договориться с этим убийцей? Никто не разрешит его амнистировать, никто, - убежденно произнес генерал. - Мы не можем пойти с ним на сделку. И никто не пойдет. Это исключено. В этот момент зазвонил телефон директора ФСБ. Земсков сразу поднял трубку, озадаченно взглянув. на офицеров, сидящих в его кабинете. | - Хорьков сказал, где второй заряд? | - Нет. Требует полной амнистии. Обещает в таком случае помочь в его розыске. Но твердо уверяет, что второй ящик из Финляндии вывезли. - Придется обещать ему амнистию, - твердо сказал директор. - Он, конечно, мерзавец, но мы должны найти второй ящик. Я поговорю с Генеральным прокурором, но нужно гарантировать ему полное прощение, пусть поможет нам при розыске исчезнувшего груза. Достаточно и того, что у нас серьезно испортились отношения с Финляндией. - Я вас понял. - Земсков положил трубку и растерянно произнес: - Он говорит, что нужно помиловать этого мерзавца, лишь бы он помог нам найти второй ящик. Машков нахмурился, Левитин кивнул головой. - Нужно будет поговорить и с арестованной Суровцевой. Может, нам лучше ее помиловать, чем этого мерзавца? - Дронго считает, что она была главным действующим лицом, так сказать, вдохновителем Хорькова и Волнова. Он считает, что она не меньше виновата в том, что произошло, - сказал Машков. - Пусть он свои психологические рассуждения оставит при себе, - раздраженно произнес генерал. - Нам важнее найти второй ящик, вывезенный из Финляндии. - Он хотел побеседовать с Суровцевой, - напомнил Машков. - Потом, - отмахнулся генерал. - Пусть он потом занимается разными психологическими изысканиями. Потом он может разговаривать с кем угодно. Он сделал свое дело в Центре, и этого вполне достаточно. Снова раздался телефонный звонок. Земсков вздрогнул, обернувшись на телефоны. Но на этот раз звонил не директор. Генерал поднял трубку. - Товарищ генерал, - услышал он встревоженный голос одного из своих офицеров, - арестованная Суровцева сбежала из больницы. - Что? Что? - он отказывался поверить услышанному. - Арестованная сбежала из больницы, - подтвердил офицер. - Наши сотрудники уже поехали к ней домой, вернее, к ее матери... Земсков положил трубку и ошеломленно взглянул на Машкова. - Она сбежала, - тихо сказал он. - Кто? - не понял Машков. - Она сбежала, - повторил генерал, и оба офицера поняли, о ком он говорит. Машков и Левитин вскочили со своих мест. - Организуйте поиск, - задыхаясь, сказал Земсков и схватился за сердце. - Передайте ее фотографию в милицию. Введите оперативные планы перехвата. Найдите ее. - Разрешите использовать нашего эксперта? - попросил Машков. - Делайте, что хотите, - непослушными губами пробормотал Земсков, - только найдите ее. Обязательно найдите. Москва. 16 августа Если бы она не так громко стонала, то ее наверняка бы отправили в тюремную больницу, но врач решил, что у нее могут быть внутренние повреждения и нужно ее срочно осмотреть. Два сотрудника ФСБ поехали вместе с ней. Один был молодой парень, лет двадцати пяти, другой постарше, лет сорока. Ее привезли в обычную районную больницу и повели на рентген. Оба сотрудника не стали входить в комнату, где она раздевалась, и Суровцева просто благополучно вышла через вторую дверь рентгеновского кабинета, которую не проверили оба сотрудника, явно сбитые с толку ее несчастным видом. Итак, она спокойно вышла через вторую дверь, и когда сотрудники ФСБ, потеряв терпение, вошли в кабинет, они обнаружили там удивленного врача, не понимавшего, почему они ищут женщину, давно вышедшую из его кабинета. Было объявлено по всему городу, что она находится в розыске. Отправили специальную группу к ней на квартиру, где жили ее мать и дочка. Еще несколько групп поехали к ее родным и знакомым, где она могла появиться. Но Суровцеву не нашли нигде. Земскову сделали укол прямо в кабинете, но он не покидал его, дожидаясь результатов розыска. В половине первого ночи Машков позвонил Дронго. - Извините, - сказал полковник, - что я вас беспокою. Но мне кажется, что опять нужна ваша помощь. - Вы слишком интеллигентны для такой организации, как ФСБ, - засмеялся Дронго. - Мне очень понравилось ваше выражение "кажется". Впрочем, если вам действительно так кажется, вы можете ко мне приехать. - У нас случилось очень неприятное происшествие, - признался полковник. - Исчезла Суровцева. - Я так и думал, - сразу отозвался Дронго. - Я ведь просил вашего разрешения побеседовать с ней. - Это мы обсудим потом, - торопливо произнес Машков. - Вы могли бы подсказать, где именно она находится? - Думаю, что да. - Где? - Приезжайте ко мне, полковник. Нельзя терять времени. А у меня нет машины. Я ведь не люблю сидеть за рулем. - Сейчас еду, - бросил трубку Машков. Он приехал к дому Дронго через двадцать минут. Тот уже ждал его на улице, одетый в легкую куртку. Ночью было прохладно, температура опускалась до десяти градусов. - Вы не один? - спросил Дронго, увидев сидевших в автомобиле двоих сотрудников ФСБ. Они расположились на переднем сиденье, один из них сидел за рулем. Сам Машков сидел сзади. Дронго сел рядом. - На дачу, где мы сегодня были, - уверенным голосом распорядился он. - Куда? - повернулся водитель. - На дачу, - кивнул Дронго. - Она обязательно туда приедет. Ночью она вряд ли рискнет ехать в такую даль с разбитым лицом, а вот утром обязательно появится там. Я подозревал, что она выкинет что-нибудь подобное. Кстати, вы напрасно думаете, что она решила сбежать. Она ведь умный человек и понимает, что ей некуда бежать. Это ведь не рецидивист и не вор в законе, у которого есть явки и помощники. Ей нужно всего лишь два часа свободы, чтобы перепрятать нечто очень ценное, спрятанное ею на даче. А потом она сама придет к вам с повинной. Вы даже оформите ей эту явку как смягчающее вину обстоятельство. - Но почему на дачу? - спросил Машков. - Когда мы подъехали, она звонила в поселок и узнавала, где Волнов. Об этом вы мне рассказали, когда мы возвращались обратно в город, - напомнил Дронго. - Но когда мы поднялись наверх, то увидели, что она избитая лежит в кабинете. - Правильно. Поэтому я и отправил ее в больницу.